— Значит, я первый и последний! — срывающимся голосом проговорил он. — Я очень ревнив, дорогая, и готов убить всякого, кто хотя бы посмотрит на тебя!
— Ты ревнив? — недоверчиво спросила Илона. — Но я… — Она замолчала.
— Договаривай же!
— Я так ревновала… когда ты танцевал с цыганкой. Я была уверена, что она твоя… любовница!
— Я и хотел, чтобы ты ревновала, потому и пригласил цыган. Мне хотелось увидеть, растопит ли их музыка твой ледяной панцирь. Честно говоря, я уже начинал думать, что в твоих жилах застыл лед!
Илона вспомнила ту испепеляющую ревность, которую испытывала к Маше.
— Я любила тебя так сильно, что мне хотелось… убить цыганку!
— Если бы я знал!
— Ты так и не пришел в тот вечер!
— Я не поверил себе! Но Маша мне не любовница, драгоценная моя. Она жена барона и счастлива с ним. Ее муж, безусловно, зарезал бы меня, заведи я роман с его женой!
— О… как я рада! Я не могла спать, думала о тебе!
— А я не мог спать из-за того, что хотел тебя, мое сердце! Но, увидев, как ты уходишь с цыганской пирушки, подумал, что не сумел заставить твое сердце биться чаще, а глаза загореться ярче.
— Если бы я догадалась о твоих чувствах!
— Но как ты могла быть такой гордой, такой бесстрастной и такой прекрасной?
— Мама учила меня всегда сдерживать свои чувства, — просто ответила Илона.
— Со мной больше никогда не делай этого, моя прелесть!
Он снова стал целовать ее, прикасаясь губами к ее мягкой коже. Целовал ее белую шею, пробуждая тлевший в ней огонь, пока ее дыхание не стало частым и прерывистым.
— Моя драгоценная! Сердечко мое! Моя мечта сбылась! Мне предстоит многому научить тебя! — шептал князь, касаясь губами розовых мочек ее ушей. — Он ощутил ее трепет. — Я возбуждаю тебя?
— Конечно!
— Что же ты чувствуешь? Скажи! Илона спрятала лицо у него на шее:
— Во мне… все кипит!
— А что еще?
— Во мне мерцают… маленькие огоньки!
— Я заставлю их разгореться до яркого пламени!
Они продолжали ласкать друг друга.
— Ты и вправду любишь меня? — прошептала Илона.
Это был вопрос ребенка, которому нужна уверенность.
— Я люблю тебя так сильно, что больше ни о чем не могу думать! Ты не представляешь, как мучила меня, каким адом было сидеть каждую ночь в твоей спальне, видеть твои замечательные волосы и не сметь приблизиться к тебе!
— Ты даже и не смотрел на меня! — с укором произнесла Илона.
— Я видел тебя! Видел и хотел всем сердцем, всей душой! Я знал, что ты принадлежишь мне, но твой отец воздвиг между нами непреодолимый барьер. Сломать его было бы для меня большим унижением!
— Я тоже… хотела тебя… Это было невыносимо!
— Слава Богу, никаких барьеров больше нет и никогда не будет! Я буду любить тебя, заботиться о тебе и боготворить тебя до конца своих дней!
— Я об этом и мечтала! — глубоко вздохнула Илона. — Только в твоих объятиях я чувствую себя в безопасности… как вчера, когда ты спас меня от бандитов.
— Тогда мне было трудно не поцеловать тебя: ты была так близко! Не могу передать, что я пережил, когда понял, что эти дикари могут спрятать тебя и я не смогу тебя найти.
— Я думаю… это отец заплатил им, чтобы они похитили меня.
— И правильно думаешь! Бандиты признались, что получили солидную сумму за то, что увезут тебя высоко в горы и спрячут в своих пещерах. — Он глубоко вздохнул. — Мне просто повезло, что я решил после Совета ехать через лес и встретил грума, который сопровождал тебя.
— Но как мог отец поступить со мной так жестоко? — пролепетала Илона и вдруг вспомнила: — А где он сейчас?
— Мы заставили русские войска убраться обратно за границу, и он ушел с ними.
— Они больше не вернутся?
— Думаю, нет. Граница Добруджи надежно охраняется, страна теперь станет единым государством, так что поводов для иностранного вмешательства больше не будет. — Снова поцеловав Илону, князь сказал: — Наконец-то вспомнил! Ведь я пришел за тобой, любимая, потому что премьер-министр и члены Совета хотят поговорить с тобой.
— Но сегодня утром ты не зашел ко мне, — задумчиво произнесла она.
— Я не знал, что ты во дворце. Гайош сказал мне об этом всего несколько минут назад. Я надеялся, что мои приказания выполнены, и полагал, что ты благополучно доставлена в замок! — Улыбнувшись, он добавил: — Ты забыла, что во время брачной церемонии обещала подчиняться мне?
— Но я хотела быть рядом с тобой!
— Это прекрасный, предлог и единственный, который я принимаю! — Он нежно поцеловал ее, как драгоценную статуэтку, и сказал: — Пора спуститься вниз, моя обожаемая. Когда все уйдут, у нас будет время поговорить и ты снова скажешь мне, что не питаешь ко мне ненависти!
— Я люблю тебя! Люблю так, что не могу выразить это словами!
— Если ты говоришь так, то премьер-министру придется подождать еще! Мы должны отдать долги друг другу.
Князь взял Илону на руки и прижал к себе с такой силой, что той стало трудно дышать.
— Ты моя! — настойчиво произнес он. — Моя вся, до последней слезинки! Я ревную даже к воздуху, которым ты дышишь!
В его голосе прорвалось неукротимое желание, и Илона затрепетала. Когда он с явным усилием направился к двери, она запротестовала:
— Я не могу идти в таком виде! Мне надо умыться!
— Ты и без этого прекрасно выглядишь! Рука об руку они прошли по коридору, и, когда Илона вошла в свою спальню, он последовал за ней.
Она вымыла лицо холодной водой, и князь вытер его мягким полотенцем, а потом снова стал целовать ее губы, глаза и шею.
— Я хочу выдернуть шпильки из твоих волос и увидеть, как они упадут на плечи!